Сестра Земли
Командор группового космического перелета профессор Богатырев загрустил. Полуседой исполин с тяжеловатыми, но правильными чертами лица, сидел, ссутулившись, зажав в кулак великолепную. словно оправленную в серебро бороду, широко расставив массивные колени, устремив невидящий взор в угол кабины.
Он еще ничего не ответил американцам на их смелое предложение и вызвал борт-инженера Доброва и штурмана-радиста. биолога экспедиции Алешу Попова, чтобы держать с ними совет.
Добров, коренастый, с крутым выпуклым лбом упрямца, с глубокими, врезанными в угловатое лицо морщинами, внешне не располагал к себе. Потирая бритый череп, он говорил жестко, заранее не принимая возражений:
— Мало тебе, Илья Юрьевич, гибели «Мечты»? О какой посадке на планету речь вести? Бесшабашная удаль разве что Алеше Петровичу по сердцу. На планере предлагают спуститься, а потом на нашей ракете подняться? Мыслимое ли дело? Подсчитал я. Придется бросить все оборудование, даже койки и кресла пилотов.
— Лучше трусом стать, лишь бы не жестко спать, — насмешливо перебил Алексей Петрович Попов, которого еще в прошлую экспедицию на Луну за удальство и бесстрашие прозвали Алешей Петровичем. Тонкий, гибкий. узкоглазый, чуть женственный, он спорил запальчиво и обидно. — Сидеть бы вам на печи, Роман Васильевич, а не в Космос летать.
Добров смерил Алешу уничтожающим взглядом:
— Еще на Земле я говорил, что достаточно пройти под облаками Венеры, сфотографировать моря и материки. убедиться в существовании растительности. За один только помысел о высадке пришлось рисковать тремя кораблями, втрое увеличить шансы встречи с метеоритами...
Алеша Петрович вспыхнул, испепеляя Доброва:
— Взвешивать шансы риска? Когда три наших товарища уже заплатили жизнью!..
Добров нахмурился.
— Взвешивать шансы — это быть осторожным, — назидательно возразил он. — Венера — планета бурь. Ураган уничтожит планер с безумцами. Осторожность — мать храбрости.
Алеша налетел на командора:
— Этого нельзя допустить, слышите! Чтобы жертва экипажа «Мечты» стала напрасной! Неужели вы согласитесь, Илья Юрьевич, с этим «отцом боязни и дедом отваги»? Если, ничего не увидев, назад полетите, то лучше сбросьте меня с парашютом. Пусть хоть я один увижу на планете жизнь... встречусь, быть может. с разумными существами. Радиограмму вам об этом вслед пошлю...
— Хватит! — низким басом прервал Богатырев. — Красоваться тебе здесь. Алеша, не перед кем. А о долге нашем перед экипажем «Мечты» верно говоришь, трижды верно. И о долге перед Родиной, пославшей нас. И ты. Роман, прав, когда осторожность вспоминаешь. Ты и посадишь корабль со всей осторожностью. Вот так, Роман Васильевич.
Добров молча повернулся и вышел.
Алеша Петрович бросился й Богатыреву:
— Илья Юрьевич! Позвольте вас расцеловать!
— Что я тебе, девица, что ли? — отстранился Богатырев. — Поищи ее на новой планете.
— И найду. Илья Юрьевич, непременно найду. Американец Вуд о растительности на Венере мечтает, а я... вы это знаете — я верю, что и разумные существа на ней есть.
— Когда ты спустишься, разумных там не прибавится, — пробурчал Богатырев, ласково глядя на своего помощника.
Алеша Петрович сломя голову побежал в радиорубку передать американцам о согласии командора высадиться на Венере.
Из орехового зернышка планета выросла с тарелку, а сейчас она заслоняла собой уже весь носовой иллюминатор. Она надвигалась неумолимо, покрытая белой пеной облаков, в которых не было никаких просветов. Чужая, неизвестная планета.
Корабль «Знание» должен был спуститься на нее по выработанному еще на Земле плану. За рули, как это и было предусмотрено. сел искусный водитель Добров.
Богатырев был занят с математической машиной, уточнявшей курс. Эта машина совсем не походили на американского робота не имела ни головы, ни рук. ни ног, напоминала скорее письменный стол. Но она обладала еще большей, чем робот Джон, электронной памятью, и с молниеносной быстротой проделывала нужные для астронавигаторов вычисления, которые заняли бы целое поколение математиков...
Алеша Петрович держал связь с «Просперити» и радиолокатором исследовал поверхность планеты.
Горы, несомненно, горы!.. Впадины, по-видимому, морей... Пространство, плохо отражающее радиолучи, быть может, покрытое растительностью...
С особым наслаждением слушал Алеша Петрович треск атмосферных разрядов. Его тревожила романтическая надежда — вдруг он услышит таинственную радиопередачу или позывные тех, кто радиолокаторами обнаружил приближающиеся к Венере корабли... Нет. не могут их встретить враждебно! Разум не разъединяет, а объединяет!
Звуков в грохоте атмосферных разрядов было много, разобрать в них желанные позывные Алеша Петрович не мог.
Ракета «Знание» вошла в розовый туман. Он проносился мимо окон алыми струями. Стекла заметно нагрелись. Кабина задрожала. Добров включил двигатели торможения.
Аллан Керн сообщил, что ждет сообщения о благополучной посадке и радиопеленга для планера.
В кабине становилось все жарче. Алеша Петрович обливался потом, проклиная Доброва, экономившего топливо на торможение. В наушниках трещало...
Красные полосы за окном исчезли. Внизу виднелись снежные поля, ватные холмы, сахарные горы, отливающие румянцем. Вверху, как через светофильтр, просвечивало огромное красное солнце. Теперь на него можно было смотреть: облака заменяли темные очки.
Внизу расстилалась не планета, а лишь новый слой облаков. За окнами понеслись белоструйные потоки. Добров притормозил корабль. В кабине стало не так жарко.
Илья Юрьевич взялся за показания анализаторов. Вверху пройден слой ядовитых. аммиачных облаков. Белые облака насыщены водяными парами. В атмосфере Венеры много азота и углекислоты. Ее в десятки раз больше, чем на Земле. Кислорода пока мало, очень мало... Что-то будет внизу?
Корабль вынырнул из белых облаков.
И сразу же на него обрушился ураган. Исполинскую ракету так тряхнуло, словно вдруг заработали боковые дюзы. Добров еле удержался на ногах. Алеша ударился о стенку. Богатырев вцепился в ручки и покачал головой, думая об американцах, которые рассчитывают пройти эту бешеную атмосферу на планере...
Алеша, держась обеими руками за раму иллюминатора, затаив дыхание, смотрел вниз. Там алел новый слой красных облаков... Красных и серебристых, плотно прилегающих друг к другу, резко граничащих...
Нет же! Это вовсе не облака! Это поверхность планеты. Суша, красная суша... материк, покрытый красноватой растительностью! Эй! Гарри Вуд! Ты слышишь нас? Она красная, твоя растительность на сестре Земли! Именно такой представлял ее твой учитель Гавриил Тихов! А серебристые — это моря... Здесь серебристая вода. По крайней мере она такой кажется сверху.
Добров вел ракету к берегу морского залива. Горы на берегу дымились. Вулканы планеты юности!
Черный дым вставал тучей, закрывая часть горы. В просветах виднелось красноватое пламя.
Добров летел от Солнца, которое угадывалось зарей на горизонте. Исследователи «влетели» в вечер...
Пришлось пройти сквозь тучу вулканического пепла. На миг сверкнуло внизу жерло вулкана, огненные реки на склонах... Потом — снова серебристая, отливающая медью вода... и лес, кровавые заросли на берегу.
Добров, не зная величины местных приливов, не рискнул сесть на морском берегу и стал выбирать удобное место для посадки ракеты в лесу.
Открылась поляна или болото. Добров рассмотрел выходы скалистых пород и решил, что здесь не топко. Он плавно опустил ракету.
Дым работающих дюз облаком закрыл окна кабины. Корабль вздрогнул, в последний раз качнулся на выставленных лапах и замер.
Дым рассеялся. Три звездолетчика молча прильнули к окнам.
Их окружала чужая природа. Гигантские красноватые стволы, голые и гладкие, без ветвей, тянулись вверх. Там они распускались красноватыми шатрами.
Травы у подножия не было. Почва была переплетена змеевидными корнями. А между стволами были протянуты сети. У Алеши Петровича даже что-то дрогнуло внутри. Сети! Искусно сплетенные сети... Но ученый подавил в нем мечтателя. Это были лианы, цепкие, обвивавшиеся вокруг стволов, дотягивающиеся до соседних, переплетающиеся замысловатей вязью, делающие чащу непроходимой. До боли в глазах всматривался Алеша Петрович в заросли, надеясь увидеть хоть какое-нибудь движение.
Спустилась тьма, и волшебно загорелось все вокруг: и в лесу, и на болоте. Может быть, это болотные блуждающие огоньки?.. Но почему они в чаще?
Конечно. о том, чтобы выйти из ракеты, сейчас не могло быть и речи. Алеша Петрович включил наружные микрофоны, чтобы приобщиться к звукам иного мира.
И тотчас их жуткая симфония заполнила ракету. Далекий затихающий и нарастающий грохот и совсем близкий вой, а потом крик, писк и снова крик... Как будто бы хлопанье крыльев.
Добров готов был включить прожектор, но Илья Юрьевич остановил его.
Слышалось уханье, ровное, размеренное... Алеша Петрович ухватился за спинку кресла. Неужели машина? И потом треск, нарастающий. переходящий в пощелкивание, замирающий свист.
Потом мелодичная нота, другая, третья... Пение? Не может быть!
Добров зажег прожектор. Ослепительный свет вырвал из тьмы ближние стволы исполинских папоротников и почему-то белую теперь сеть лиан. Змеи корней словно застыли в борьбе, оцепенели. В чаше засверкали отраженными огоньками звездочки... И никакого движения.
Богатырев счел нужным предупредить американцев об опасности спуска на планере. Керн ответил, что считает риск нормой поведения в Космосе.
Просмотрев показания самозаписывающих приборов, Добров сообщил, что температура снаружи снизилась с шестидесяти трех градусов до тридцати девяти. В атмосфере у поверхности есть кислород. Его примерно втрое меньше, чем на Земле, но он есть. Им можно дышать, как дышат альпинисты на большой высоте.
Но можно ли обойтись без скафандров? Нет ли здесь смертоносных бактерий?
Богатырев распорядился, чтобы все ложились спать, но никто не спал на Венере в эту первую ночь...