В ДЖУНГЛЯХ ФАНТАСТИКИ
Обзор американской научно-фантастической литературы
Альманах «На суше и на море», 1960
Вооружись терпением, читатель, надень болотные сапоги неверия и москитную сетку иронии. Мы отправляемся в смелое путешествие по джунглям американской научной фантастики, которая сама себя называет «псевдонаучной». Они враждебны нам эти джунгли непроходимого пессимизма, населенные кровожадными хищниками или тупыми обезьянами... Можно отвернуться, отойти, не заглянуть в глухие заросли уродливых и невозможных растений, чтобы не дышать смрадными испарениями мистики и патологии, не слышать завываний шаманов будущего. Но будем исследователями, проникнем в заросли, где среди душащих ум и сердце лиан, кровососных орхидей, ядовитых колючек, среди сумеречного мрака вечной тени и засасывающей топи болот можно найти интереснейшие соцветия игры ума, а порой и хинное дерево горечи сердца. В эти джунгли стоит углубиться, чтобы лучше понять американцев, ищущих своей фантазией выход из дремучей чащи современной им жизни. Однако редкие наши находки — а на своем пути мы увидим не только их — не могут изменить нашего представления о мрачных джунглях фантазии, рожденной ненавистью, безысходностью вымысла, который никогда не поднимается до уровня мечты.
Итак, раздвинем завесу ярких и крикливых обложек...
Автоматическая аппаратура, совершенная, безотказная и безызносная, при полном отсутствии видимости точно посадила огромный самолет на бетонную, изъеденную временем дорожку. Прыгая на ухабах, подъехали бензозаправщики с нацеленными на самолет фотоэлектрическими фарами и через присоединившиеся шланги заполонили бак горючим. Бензин, без помощи людей полученный на нефтеперегонном заводе, был подан по трубам на аэродром. Нефть на завод текла по нефтепроводу с неиссякающих промыслов, где остроумные машины сами бурили скважины в нужных местах.
Вслед за бензозаправщиками к самолету подъехали бомбовозы и подвесили к фюзеляжу атомные бомбы, изготовленные на управляемых кибернетическими устройствами заводах, получающих сырье с автоматически разрабатываемых урановых рудников.
Самолет снова поднялся в воздух. Автопилот повел его по давным-давно заданному маршруту. Точно в нужном месте радиолокаторы в несчетный раз обнаружили один и тот же объект поражения и дали сигнал приборам бомбометания. Ядерные бомбы несравнимой ни с чем силы были сброшены на... на место, где двести лет назад существовал шумный и веселый прекрасный город с дворцами и мостами, с парками и музеями, с величественной историей и светлыми надеждами...
Бомбы, сотрясая планету, взорвались среди серых бугров и черных кратеров, вздымая над пустыней щебня тучу смертоносной пыли, которая расплылась уродливым грибом над безжизненной, давно уже необитаемой радиоактивной Землей...
Самолет развернулся и по программе, заданной истлевшими мертвецами, полетел обратно на свой старый, но все еще функционирующий без людей аэродром, где тупые машины снова заправили его горючим и упрямо снабдили страшными орудиями уничтожения, которым давно уже некого было уничтожать.
Закроем мрачную страницу, обратимся к другой...
...Взрываются атомные бомбы, взвиваются в небо зловещие столбы черного дыма, расплываются там смертоносными грибами... Рухнули здания, сметены сады и леса, испарились реки, почернела земля... В ужасе бегут в пустыни уцелевшие люди, пораженные неизлечимой болезнью. У них рождаются уродливые дети. Забыты причины войны, погубившей культуру, забыты и основы самой культуры. К грозящим смертью развалинам нельзя подойти... Суеверный ужас порождает религию диких, Грубо утверждается право сильного. Одетый в шкуры, бредет пещерный человек будущего. Перед ним скрытые травой заржавленные полосы металла, протянутые от горизонта к горизонту. Назначение их не понять новым питекантропам, сутулым, длинноруким, снова заросшим шерстью и переставшим мыслить...
С содроганием перелистывает читатель эти мрачные страницы, созданные, может быть, совсем не для того, чтобы вызвать у него протест против атомных войн. Но ради чего бы ни создавали американские писатели романы о конце цивилизации и одичании человечества — ради ли привычного устрашения, игры на нервах в годы военного психоза или ради затаенного, тлеющего среди американцев возмущения безумной гонкой атомного вооружения — все равно эти книги невольно воспринимаются как предупреждение о близкой пропасти небытия, как призыв остановиться.
Первый роман об атомной войне и ее последствиях «Последние и первые люди» принадлежит Аллафу Стеббельдогу. Не только упирались в облака огненные фонтаны на страницах романа, не только разверзалась от взрывов земля и сходили с ума от ужаса люди, обреченные на одичание,— в романе подробно и точно рассказывалось о цепной реакции атомного распада и притом точно так, как в знаменитом секретном Манхеттенпроекте. Взбешенные этим безграмотные маккартисты начали после окончания второй мировой войны преследование писателя, беспримерное расследование, предпринятое американским федеральным бюро... Писателя спасло от электрического стула лишь то, что его роман был опубликован в Лондоне в 1930 году... раньше, чем были сделаны физиками открытия, легшие в основу атомной бомбы.
Оказывается, угадывая направление развития физики, можно было понять и связанную с этим опасность для человечества в условиях возможных конфликтов на Земле.
В Америке еще недавно издавалось свыше тридцати толстых научно-фантастических журналов и, помимо того, около семидесяти стеклографических изданий, которыми обменивались между собой особо страстные любители научной фантастики.
Но в последний год на американском научно-фантастическом фронте произошел кризис. Закрылось около двадцати журналов.
В чем же дело? Иссякла американская фантазия? Нет, ее у американцев хоть отбавляй. Пожалуй, ответ на этот вопрос можно найти в анализе типичных произведений американской фантастики.
Своим родоначальником американские фантасты считают Гуго Гернсбека, опубликовавшего в 1911 году роман «Ральф 124 С = 41+» — таково было имя главного героя.
Американских фантастов, как и других, привлекает, например, назойливая мысль о множественности сосуществующих рядом миров, одновременно и непостижимо далеких и предельно близких. В романе Хэлла Клеменса «Миссия тяготения» рассказывается об исследовании тяжелой планеты-солнца Лебедь-61, которую можно увидеть лишь в сильнейший телескоп и до которой в то же время рукой подать, если понять принцип полоски Мёбиуса (кольцо из полоски тонкой бумаги, края ее перед склеиванием вывернули один относительно другого). Если по ней поползет муха, то она побывает и на той и на другой стороне полоски. Пройдя половину всего пути, муха окажется как раз под тем местом, откуда начала движение. Вот фантасты и воображают, что Вселенная свернута подобной полоской, очень тонкой. Стоит только каким-нибудь образом пройти сквозь воображаемую ее толщину, и вы окажетесь в другом конце Галактики.
Американские фантасты охотно отзываются на научные гипотезы, иной раз гиперболизируя их, доводя до абсурда, охотно принимают на вооружение термины, рожденные самыми новыми открытиями, но мало интересуются самими открытиями. Прогресс науки и техники, питающей их литературу, порой пугает некоторых из них. Так, Форстер в романе «Машина остановилась» (1928) показывает мрачный мир одичавших в технической цивилизации людей, живущих отдельно, каждый сам по себе, обслуживаемых во всем некоей машиной и не способных ни к труду, ни к мысли. И когда машина остановилась... Вот об этом и рассказывает писатель, боящийся, что технический прогресс заведет человека в тупик. Прочь от машины, к первобытности, натуральности!..
Своеобразно, но ту же мысль проводит и современный писатель Меррей Лейнстер в рассказе «Исследовательский отряд». Дикие, непроходимые джунгли неведомых и хищных растений, летающие вампиры, похожие на голых обезьян, страшные чудовища сфиксы, сухопутные пресмыкающиеся, быстрые, ловкие, кровожадные, не прощающие смерти никого из собратьев,— все это делает одну из вновь открытых планет непригодной для заселения. И не выдерживает, погибает созданная там колония совершенных роботов, исполнительных, точных, неутомимых, но не мыслящих и поэтому неспособных быстро ориентироваться в новых условиях. Зато выживает бесстрашный авантюрист, нелегально поселившийся здесь и покоряющий природу новой планеты не с помощью машин, а с помощью... прирученного орла-разведчика, носящего на груди телевизионную камеру, да дрессированных медведей, могучих, умных и преданных. Друзья человека — животные, а не машины, говорит между строками пресыщенный достижениями цивилизации автор.
Роботы, человекоподобные мыслящие механизмы, порождение века электронных машин и автоматики, века неизживаемого страха угнетателей перед живым разумом угнетенных, пугающего преддверия неизбежного кризиса, который разрушит всю капиталистическую систему,— эти роботы заполняют собой целую ветвь американской научно-фантастической литературы.
На суде выступает не прокурор или адвокат, не истец или свидетель, не обвиняемый или ответчик, даже не человек с его страстями, настроением, ужасом или надеждой — на суде выступает машина, вздумавшая с убийственно холодной, математической логикой оспаривать право собственности на нее у фирмы, ее изготовившей. Уложив в своей электронной памяти все своды законов, пользуясь ими лучше целого сонма пламенных барристеров в париках и черных мантиях, деловитых атторнеев и солиситоров, крючковатых законников и высокочтимых их лордств судей, эта кибернетическая машина, способная производить самые сложные логические действия, с непостижимой для человеческого ума алмазной логикой последовательности доказала, что, поскольку сами ее доводы свидетельствуют о ее способности мыслить, на нее следует распространить закон о запрете рабовладения, так как раб есть мыслящая собственность.
Представители фирмы были в восторге от проявившихся способностей их изделий, но в отчаянии от тупика, в который оно их логически загнало.
Конечно, это лишь милая шутка, но... Перевернем страницу.
Современные ученые считают возможным создание электронно-вычислительных машин, способных не только управлять станками, изготавливающими, скажем, телевизоры, но и проектировать эти телевизоры, даже совершенствовать их, решая математические и логические задачи.
Американские фантасты продолжают мысль ученых: значит, можно представить кибернетические машины, которые будут производить себе подобные кибернетические машины. Значит, машины будут размножаться!
И вот мы читаем о бунте машин против людей. Это уже не милая шутка. Она перерастает в мрачную картину неверия в Человека, и его будущее. Машины, размножаясь и совершенствуясь, не обладая человеческими слабостями вроде гуманности и милосердия, исповедуя одну лишь рациональность, тупо беспощадные, бесстрашные и всесильные, должны смести с Земли слабую человеческую расу, их породившую.
Горький взгляд на человечество!
Профессор биохимии Принстонского университета Асимов — автор многих романов о роботах: «Я — робот», «Стальные пещеры», «Течение пространства» — совершал детективные экскурсы в психологию человекообразных машин. Читателю с его чувствами и переживаниями на страницах романа противостоят нелюди с психикой, лишенной эмоций, некий недосягаемый стандарт для «слабых» представителей человечества...
Есть романы, в которых даже руководство человеческими нациями (притом через ООН!) передается роботам, более беспристрастным, холодным, точным, а главное, самым послушным слугам своих хозяев.
Мрачная ирония безысходности! Поистине завеса мрака перед взглядом, обращенным вперед!
Но перевернем страницу.
Межпланетные корабли бороздят космическое пространство. На спутнике Юпитера бойко торгует салун с рулеткой, в городах Венеры царит разнузданный разврат, еще на какой-то планете люди режут друг друга, чтобы завладеть сокровищами недр. Слабые, забитые, вымирающие туземцы протягивают трехпалые ручки, клянча подаяние у наглых и энергичных, сильных и жестоких землян. Гангстеры завладевают межпланетными ракетами и спасаются в глубинах Космоса от преследования полицейских ракет. Звездная девчонка щеголяет своей беспутностью, известной по всей Солнечной системе. Обо всем этом пишут король фантастов Гамильтон и все, кто походит на него.
Доктор философии Эдвард Смит написал, как говорят англичане, «Космическую оперу» — многотомную серию романов «Лендсмен»: «Трехпланетное», «Галактический патруль», «Лендсмен», «Дети Лендсмена» и так далее, как в «Тарзане»...
Столкнулись две галактики, столкнулись, обнаружив друг друга, две антагонистические культуры. Одна — на планете Аризии, добродетельная и высокая, позволившая путешествовать в Космосе не как-нибудь, а при помощи одного лишь напряжения мысли, другая — на планете Эддар, столь же высокая, но мрачная носительница злого начала, некое космическое темное царство межзвездного Вельзевула. Эти две культуры, два начала — добра и зла — сталкиваются всюду, в том числе и у нас на Земле, когда-то на Атлантиде, потом в древнем Риме... На арене идет бой гладиаторов аризианцев... А Нерон был не кем иным, как эддарианцем! А потом во время первой мировой войны представителем Аризии был на Земле доблестно сражавшийся против германцев капитан Кайтон. Но действие уходит в будущее после второй и третьей мировых войн... Однако война необходима автору, не мыслящему без нее знакомого ему капиталистического общества. И он переносит ее на галактики... Вместо Антанты или НАТО создается союз Трипланетания — Земля, Венера, Марс... Наконец, в войну втягивается цивилизация земноводных неведомого мира, и государство эддарианцев на искусственном планетоиде разгромлено.
Вот оно, безыскусственное зеркало фантазии. Все земные конфликты, империалистические союзы, блоки НАТО и СЕАТО — все это по принципу геометрической пропорции переносится на космические масштабы, неизменное, застывшее...
В романе «Темная Андромеда» Мерак рассказывает о борьбе человечества с союзом ни много ни мало, а целых ста солнц в туманности Андромеды, о шпионаже на Андромеде, о разоблачении засланной туда девушки с Земли. Организовав столкновение интересов противников, землянам удается разбить союз ста солнц, затем следует традиционный «хэпи энд» («счастливый конец»).
Это довольно распространенный вид космического шпионажа и детектива. И все в Космосе — да и в будущем, — как сейчас на Земле: и мотивы действия, и сами действия, и герои-супермены, и даже атомное, но ружье, какой-то немыслимый, но пистолет... А в романе «Звездные короли» в непомерно далекое будущее, куда герой попадает в порядке обмена душ, перенесены нравы и обычаи монархического средневековья с баронами созвездий, империями галактик и полицией современной Америки... и, конечно, с неизбежной, истребительной войной, перенесенной на галактические масштабы с физическим уничтожением уже самого пространства...
И какое неожиданное для американских трафаретов решение находит космическая тема в романе «Ветры времени», написанном доктором антропологии Техасского университета Чадом Сливером!
Молодой американский врач, отдыхая, ловил в горной речке форелей. Гроза загнала его в пещеру. Странный человек, высокий, тонкий, чем-то неуловимо отличающийся от обычных людей, схватил врача, парализовал неведомым аппаратом и унес в глубь пещеры, где сидело еще пять или шесть таких же странных людей...
Много, много лет назад быстрее света (?) летел в Космосе корабль. Путешественники посетили множество планет, пытаясь найти собратьев. Повсюду человечество либо не достигало еще высокой культуры, либо планеты были уже мертвыми и ветры развеивали по их поверхности радиоактивную пыль — но ведь именно это хотели предотвратить космические путешественники, взявшие на себя благородную миссию. Отчаяние овладело ими. Всюду человечество проходит вершину своего развития и потом гибнет от чрезмерных знаний.
Только на родной планете путешественников культура избежала гибели, находясь на скрещивании космических путей, испытав на себе благотворное, предостерегающее влияние иных цивилизаций.
Корабль терпит аварию, и путники оказываются на Земле, где есть люди, знающие лишь каменные топоры, каменные наконечники для стрел, шкуры да первобытный костер... И тогда путники, принося себя в жертву великой цели, решаются ждать, заснуть в анабиозе на 15 тысяч лет. Когда они проснулись, один из них и схватил удившего форель американца, чтобы узнать от него все о Земле. Врачу, переставшему быть пленником, приходятся по сердцу космические гости. Разочарованный в капиталистической Америке, он убеждает своих новых друзей, что человечество еще не дожило до встречи с ними, еще нет космических кораблей, он сделает сыворотку, которая позволит всем, и ему в том числе, снова заснуть. Сыворотка погружает их в сон... Они просыпаются, выходят из пещеры... и, к ужасу своему, видят: ничто не изменилось. Но в небе вдруг сверкает молния — след космического корабля. Они проснулись вовремя! Человечество созрело.
Так американский ученый, взявшийся за перо фантаста, пытается убедить, что настало время понять многое, чтобы избежать увядания и гибели цивилизации. Конечно, он не убедит своих читателей, что нужно ждать предупреждения из Космоса; хочет он того или не хочет, он объективно напоминает о существовании на Земле культуры, которая прилагает все усилия, чтобы не допустить превращения всего созданного людьми в руины, покрытые слоем радиоактивной пыли. Фантазия отражает действительность, Есть еще одна космическая новелла, где герои, попав на неведомую планету, находят гигантские сооружения, которые могли быть под силу лишь титанам, но не видят нигде следов жизни. Так и не разгадав тайны, они вылетают в обратный рейс и обнаруживают в пути, что корабль их заражен микросуществами, пожирающими металл... Это они воздвигли в процессе своей жизнедеятельности неведомые сооружения, стены, башни, подобные встречающимся на Земле колониям кораллов, это они представляли жизнь на планете казавшейся мертвой. В присутствии металлической питательной среды микросущества размножаются с потрясающей быстротой. Они погубят одного за другим всех путешественников, погубят корабль... Есть возможность долететь до Земли, спастись, но... принести на родную планету чудовищную заразу, обречь человечество, быть может, на гибель или беспримерную борьбу за жизнь... И самоотверженные астронавты решают сделать путешествие долгим... Они направляют корабль не к Земле, а от нее, уносясь в бездну Космоса, чтобы никогда не вернуться. Новелла «Путешествие будет долгим» написана американцем, верящим в подвиг, в самоотверженность, в лучшие черты характера людей.
Еще раз перевернем страницу космических новелл. Перед нами снова холодная жестокость беспредельного Космоса. На этот раз она использована не ради утверждения героического благородства жертвующих собой астронавтов — неумолимая и беззлобная жестокость создает здесь садистскую ситуацию неизбежной гибели прелестного создания, семнадцатилетней девушки, легкомысленно пробравшейся в ракету экстренной помощи, рассчитанную лишь на одного человека. Новеллист Том Годвин написал психологическую новеллу любования ужасом обреченной — «Неумолимое уравнение». В математическом уравнении вес лишнего человека, оказавшегося в ракете, вытесняет его жизнь с математической неумолимостью. Это лишний вес и лишняя жизнь, они должны оказаться за бортом. Автору не приходит в голову показать в этой острейшей ситуации подлинный героизм, светлое чувство, готовность к тому, чтобы пожертвовать собой. Нет! Холодный и жестокий пилот, истратив несколько сочувственных слов, объяснив, что по законам космических путешествий каждый обнаруженный лишний пассажир подлежит уничтожению, дав обреченной поговорить по радио с потрясенным братом и написать письмо родителям, этот механический исполнитель долга и представитель неумолимой бесчеловечности твердо нажимает рукой красный рычаг, выбрасывающий растерянную девушку с голубыми глазами в маленьких туфельках с блестящими бусинками в Космос... Насколько человечнее было бы то же неумолимое уравнение, если бы за скобками в Космосе оказался другой его член, подлинно мужественный человек-герой, оставивший в ракете одну девушку и включивший автоматическую аппаратуру спуска! Но американский новеллист был заинтересован лишь в показе ужаса, а не в показе силы и благородства характера.
Необычна для американской космической темы и новелла Бима Пайпера «Универсальный язык», которая интересует нас независимо от прежнего творчества писателя, не гнушавшегося и антисоветскими романами. Но даже он не смог обойтись без достижений русской науки. Он рисует полузасыпанный песком город на Марсе, где последний марсианин умер 50 тысяч лет назад. Мрачная, пессимистическая, привычная для американской литературы картина, но...
С самых верхних этажей проникают земные археологи в засыпанное красным песком двадцатиэтажное здание, оказавшееся марсианским университетом. Кто-то старательно запирал помещения, стараясь уберечь ценности от одичавших обитателей умиравшей планеты. Загадочны надписи на стенах, непонятны книги... Как прочесть неизвестный мертвый язык? Ведь не найти надписей, где бы марсианская письменность сопоставлялась с известной. И все же нашелся ключ, нашлась такая надпись. Она оказалась таблицей элементов Менделеева, Какой бы цивилизация ни была, каким бы языком и письменностью ни обладала, но если она познала вещество, то таблица элементов будет точно такой же, как у нас на Земле или на неведомой планете далекого Лебедя-61, она будет общей для всех культур Вселенной. Таблица элементов оказалась тем «универсальным языком», на котором смогли бы общаться обитатели любой планеты, любой галактики. И эта таблица помогла разгадать загадку мертвого языка давно исчезнувших марсиан. Какие тайны их жизни откроют теперь прочитанные марсианские книги...
Космическая тема не прошла мимо попов и ханжей. Некий мистер Люис написал трилогию: «Вне молчаливой планеты», «Перельяндра» и «Это странная мощь». Доктор Ренсон попадает на Марс, счастливую планету, населенную полупризраками, полулюдьми. Все там чудесно, потому что не было, оказывается, грехопадения, которое проклятием легло на Землю... И на Венере, как выясняется, грехопадения тоже еще не было. Дьявол запоздал соблазнить венерианскую Еву, видимо, слишком занятый на Земле... Во втором томе доктор Ренсон послан высшими силами на Венеру, где он встречает прекрасную нагую женщину Перельяндру, тамошнюю Еву. Другой герой романа — черт сидел в его теле — искушает венерианскую Еву. Доктор Ренсон спасает ее от грехопадения. Ну, а вернувшись на Землю в третьем томе, доктор Ренсон, умудренный на Марсе и Венере, борется с темными силами и с самим дьяволом на Земле.
Следующий шаг американских фантастов привел их к телепатии, черной магии и прочей чертовщине, которая питает фантазию немалого числа писателей Америки.
Фантазия в Америке верно служит реакции. Помимо пустых, мрачных или мракобесных произведений, в США выходит немало воинствующих антисоветских романов о войне и шпионаже, запугивающих, оглушающих американских читателей. Такие произведения не заслуживают того, чтобы их разбирать; породившая их бесчестная фантазия способна лишь одурманивать и отравлять.
А между тем фантазия — качество величайшей ценности. Без фантазии нельзя было бы изобрести дифференциального и интегрального исчисления. Об этом говорил Владимир Ильич Ленин. Фантазия — это способность представить себе то, чего нет. Она лежит в основе всякого творчества, которое возвышает человека над всем живым миром.
Фантазией обладает ученый, выдвигающий научную гипотезу, фантазией обладает конструктор, мысленно видящий никогда не существовавшую машину, фантазией обладает поэт, но фантазией обладал также и тот человеческий ум, который выдумал сверхъестественную силу, ад, привидения, мистику, кто видит мрак впереди.,.
Фантазия становится светлой в мечте. Но далеко не всякая фантазия поднимается до уровня мечты. Мечта — это фантазия, направленная желанием. Однако любая фантазия, поднялась ли она до мечты или просто переносит в мир, отличный от действительности, все равно отталкивается от действительности, отражает ее, становясь своеобразным зеркалом этой действительности.
Свойство фантазии отражать действительность, подчеркивая те или иные ее стороны, неоценимо для литературы, призванной протестовать против существующего порядка, гневно обнажая мрачные стороны современного ей общества.
Свойством фантазии остраннять обычное, чтобы с бичующей яркостью показать его, пользовались многие выдающиеся писатели. Свифт сталкивал рядового человека с лилипутами и великанами, позволяя ему видеть в них преувеличенные черты знакомого общества, или с разумными лошадьми, перед которыми так гнусно выглядели человеческие пороки, или, наконец, переносил его на фантастический, висящий в воздухе остров Лапутию, где так смешили уродливо преувеличенные, но столь знакомые читателю особенности современного ему человека.
Именно такую фантастику привлекал для своих социально-критических романов Герберт Уэллс. Он отнюдь не мечтал о нашествии бездушных, безжалостных, питающихся кровью марсиан, но, перенеся их на Землю, показал в условиях потрясения современную ему гнилую в своей основе капиталистическую Англию. Он вовсе не мечтал всерьез о невидимости человеческого тела, но, создав «Невидимку», он смог показать всю обреченность гениального одиночки-ученого в условиях капиталистического общества.
Тем более не мечтал Уэллс о грядущем биологическом разделении человека на ушедших под землю морлоков, продолжающих, как их предки-рабочие, производить материальные ценности, и на беспомощных, нежных, но скотоподобных элоев, потомков тех, кто жил за чужой счет, и годных теперь только для поставки морлокам нежного мяса... Уэллс не мечтал об этом, но он отразил в своем зеркале фантазии разделение современного ему капиталистического общества на эксплуататоров и угнетенных и, доведя это разделение до предела, произнес тем приговор капитализму, отвергая его как систему, способную привести лишь к вырождению.
Обличающая фантазия Карела Чапека населила мир мыслящими саламандрами, сначала безобидными, смешными, милыми, а потом страшными, равнодушно бесчеловечными, захватывающими весь мир и холодно уничтожающими населенные материки, понадобившиеся для создания удобных им отмелей... В этом подавлении человечества в интересах новой человекообразной, но звериной в своей сущности расы узнаются знакомые, античеловеческие стремления современного Карелу Чапеку фашизма, который он с ненавистью обличал в романе «Война с саламандрами», предостерегая человечество от возможной гибели лучшей его части под фашистским «саламандровым» сапогом...
Как мы уже видели, американская научная фантастика опирается не на мечту, не на направленную светлым желанием фантазию, а на фантазию, переносящую читателя в мир, не похожий на действительность, или вводящую в знакомый мир преувеличенные достижения техники, вызывающие необыкновенные положения. Наука, ее задачи, терминология, гиперболизированные достижения техники привлекаются лишь для завязки умопомрачительных сюжетов и внушения читателю безысходности, обреченности человеческого мира...
Однако неверно по одним только пустым или пугающим книгам судить обо всей американской научно-фантастической литературе, как одно время у нас делалось.
Интересный американский писатель Бредбери в своей книге «451° по Фаренгейту» показал, что в Америке есть научно-фантастическая литература уэллсовского направления. Это не литература светлой мечты, но литература вольного или невольного отрицания капиталистической действительности. Мы знаем и воинствующую литературу американцев, не желающих мириться ни с террористическим мракобесием Маккарти, ни с авантюристической политикой скачки по краю пропасти войны.
Фантазия Рея Бредбери сделала его книгу «лупой совести» честного американца. «Смотрите, куда мы придем!» — показывает он. Великая техника достигнет умопомрачительных высот и скоростей, телевидение окружит нас абстрактным изображением со всех сторон, отгородит от реального мира и забот, покрытые огнеупорным слоем, наши дома не смогут гореть, но... пожарные останутся... останутся для того, чтобы по первому доносу мчаться на воющих саламандрах к месту происшествия, судорожно разматывать там пожарные рукава, стоять, держа в руках вырывающиеся медные брандспойты, и направлять в огонь струю... керосина! А сжигаемые пожарной командой незаконно сохраненные книги — все равно, Шекспир это или библия,— сжимаясь и корчась, будут разлетаться чернеющими страницами, пламенея красными и желтыми перьями... И пепел грязным снегом посыплет все вокруг, и сажа трауром покроет потные лица молодчиков, у которых в современной Америке найдутся достойные предшественники, не так давно сжигавшие перед кадиллаками хозяев книги Маркса, Горького, Твена...
Бредбери, наблюдая действительность, показывает своеобразные ножницы между возможностями развития техники и культуры, уже сейчас ощущаемые в США. Техника еще более разовьется, поднимется, а культура человека, оглушенного, ослепленного телевидением и радио, оставшегося без книг, постыдно упадет, увянет. И читатель восклицает: «Так дальше продолжаться не может!»
С язвящей сатирой в своих фантастических произведениях выступают такие писатели, как Джон Дж. Макгир, Фредерик Поль и К. М. Корнблат.
В книге «Без азбуки» едко показана Америка 2140 года. В школах того времени обойдутся без забытой письменности, а обучать в них будут таких разнузданных молодчиков, с которыми учитель сможет справиться только при наличии двух головорезов с заряженными автоматами.
Но американские фантасты не ограничиваются показом уродства капиталистической Америки. Пол Андерсон в романе «Сэм Холл» не только бичует современный ему маккартизм, но и мечтает о том, что американцы с оружием в руках изгонят маккартистов из страны. Быть может, именно здесь американская фантастика становится пророческой.
Перевернем страницу. Перед нами научно-фантастическая новелла Джозефа Шеллита «Чудо-ребенок». Уэллсовская «Пища богов» на американский лад.
Дети уэллсовской «Пищи богов» не только ростом много выше обыкновенных людей, которые кажутся рядом с ними пигмеями, они также и гиганты духа, мечтающие о том, чтобы расти, расти... переделывать мир, сделать то, что не под силу ничтожным пигмеям. Стремясь в иное, светлое «будущее, они символически противостоят мелкому миру пигмеев, пугающихся всего смелого, огромного, цепляющихся за маленькое, старое, убогое... Острый ум писателя угадывает неизбежность столкновения сил, олицетворяющих в себе новое, гигантское с злобно упрямым пигмейством, тянущим историю вспять, писатель предрекает грядущие социальные потрясения.
Американская «пища богов» — электрический «матуратор», некий паукообразный аппарат вроде рентгеновского, с помощью которого якобы можно воздействовать на нервную систему, ускоряя и направляя развитие человека, более того — формируя этого человека по заранее намеченному плану. Но чудо-ребенок, созданный с помощью электрифицированной «пищи богов»,— отнюдь не уэллсовский гигант тела и духа, мечтающий о светлом будущем. Новый человек «по-американски» должен стать концентратом способностей, прославляемых в капиталистическом обществе, приносящих удачу, силу, богатство. Словом, герой новеллы задумал создать «гиганта капитализма». Чудо-ребенок проектируется как воплощение звериной сущности человека, который всем другим людям волк. И на страницах новеллы появляется человеческое чудовище, символ пропасти, к которой ведет дорога безжалостной борьбы за существование в мире частной инициативы, исступленного соревнования и исступленной конкуренции. В этом мире победить может лишь некий сверхволк, перегрызающий горло всем остальным волкам и в первою очередь — по канонам фрейдизма — своим собственным, мешающим ему родителям...
Можно отвернуться, содрогаясь, от выдуманного чудо-ребенка, но... не содрогнешься ли еще больше, увидев черты человеческого чудовища именно в тех, кто добился успеха в условиях прославленного американского образа жизни, кто исповедует для этого философию супермена, сверхволка, фашизма.
Новелла Джозефа Шеллита «Чудо-ребенок» — американское саморазоблачение системы «свободной конкуренции», уродующей душу человека, приближающей его к зверю, непроизвольный протест против будущего, уготованного человеку капитализмом.
Будущее... оно тревожно, полно пугающих опасностей и «неизбежных катастроф». Сегодняшний день Америки — это день исступленного запугивания по радио, телевидению, в кино, газетных статьях и с помощью пробных атомных тревог с эвакуацией городов.
Некоторые западные ученые, опровергая старые гипотезы о гаснущем Солнце, подсчитали, что Солнце, переходя от одной ядерной реакции к другой, сокращаясь в диаметре, не гаснет, а разгорается, став из красной звезды прошлого желтой, и что через десять миллиардов лет так раскалится, что температура на Земле поднимется до 300° С.
Американский писатель Джон Т. Мак-Интош в своей новелле «Из трехсот один» доводит гипотезу о разгорании Солнца до зловещего предсказания скорого и мгновенного повышения температуры на Земле до 300° С. Спастись может только один из каждых трехсот, улетев в одной из лихорадочно изготавливаемых ракет на Марс. Пассажиров отберут по своему произволу лейтенанты, командиры ракет. В этих гиперболических условиях писатель заставляет действовать обыкновенных, знакомых ему плохих и хороших американцев, сильных и слабых, нервы которых уже до предела взвинчены сегодня военной истерией. Американская жизнь отражается в зеркале фантазии Мак-Интоша отчаянием и безразличием, верой и подозрительностью, благородством и низостью... Все венчается типичной для Америки неуверенностью. Не обманут ли правители в решительную минуту ради интересов кучки имущих, которым только и обеспечат жизнь после катастрофы?
Чем это не современность? Зеркало такой фантазии увеличивает, но не искажает!
В ультракапиталистическом обществе современной Америки властвуют интересы монополий, стремящихся сделать сговорчивым рабочий класс. Высокий уровень жизни работающей части населения искусственно поддерживается выкачиванием богатств из колониальных или полуколониальных стран, изнурительным трудом живущих там в нищете людей.
Эта система отражается в зеркале фантазии американского писателя Роберта Хайнлайна. Зеркало его фантазии интересует нас как саморазоблачение капиталистического Запада...
Роберт Хайнлайн, дитя капитализма, грешивший и антисоветскими романами, не мыслит себе будущего в иной социальной организации, он допускает, что капитализм будет существовать и в пору, когда человек овладеет космическим пространством, когда планета Венера будет для новых видов транспорта не дальше от США, чем теперь леса Амазонки или тихоокеанские острова.
И он решает показать в рассказе «Логика Империи» капиталистическую колонию будущего... он призывает свою фантазию, но она отражает действительность. Перед нами колония на Венере — мир чудовищной эксплуатации и рабского труда законтрактованных людей, завербованных обманом или насилием, отчаянием или посулами. Вместо трюма корабля корсаров, наполненного живым товаром, — тесные помещения межпланетной ракеты, которую ведут талантливые инженеры будущего и в которой хозяйничают звероподобные надсмотрщики прошлого... И вот... на завоеванной гением человека планете происходит аукцион, где с молотка продаются контракты завербованных. Патроны-покупатели, местные капиталисты, выходцы с Земли, смахивающие на фермеров из Южных штатов, ощупывают не контракты, а мускулы тех, кто стоит за каждым из этих контрактов, кого в действительности приобретает за доллары хозяин,
И белые невольники с Земли, которым ханжески предоставлялось «право» расторгнуть контракт в любое время, предупредив лишь за две недели, эти невольники, обреченные, став свободными, погибнут в болотах Венеры, не имея возможности возместить расходы компании и вернуться на Землю на ее корабле, покорно влачат кандалы рабства, залезая во все большие долги, закабаляясь, продаваясь на все больший срок.
Жутко осязаемы фантастические пейзажи Венеры. Можно поклясться, что на Венере действительно существует описанный Хайнлайном амфибиеобразный лопочущий народец, безобидный, слабый, притесняемый колонизаторами, которые по правилам всех колоний скрывают от туземцев распри среди представителей высшей земной расы. В глухих недоступных болотах живет община беглых невольников Венеры, живет неким вольным казачьим станом, дружа с амфибиеобразным народцем, пользуясь его помощью, закладывая на Венере новый, отличный от капиталистического строя уклад.
Со всех сторон через туман болот стремятся к Запорожской Сече Венеры беглые люди. Им помогают найти братьев по судьбе туземцы, провожающие захваченный беглецами болотный плавающе-ползающий экипаж-«крокодил». «Вынырнувшая туземка приняла протянутую ей руку и грациозно взвилась на борт. Она уселась на перила вблизи сиденья механика... Как долго вел их маленький лоцман с нечеловеческой, но все же странно приятной фигуркой, Уингейт не знал... Наконец, сама отмерив себе порцию табака, она скользнула за борт. Они увидели, как туземка поплыла, держа пакет высоко над водой».
Читая о колонии на Венере, вспоминаешь о тропических болотах Амазонки и невольническом, по существу говоря, труде в нынешних колониях. Перевернем страницу.
Появление советских искусственных спутников Земли и космических ракет, достижение ракетами Луны потрясло капиталистический мир, развенчало великорекламную американскую технику, перепугало военных руководителей НАТО, не на шутку встревожило финансовых воротил. Простые люди и ученые всего мира увидели в советских спутниках победу науки, призванной расширить знания человека, проложить ему путь в Космос. Люди же, мыслящие лишь военными категориями атомных бомб, разрушений и баз, с которых удобно произвести эти разрушения, увидели в маленькой советской луне военную угрозу. Не мудрено! Именно Форрестол, недавний американский министр обороны, генерал, помешавшийся на грядущем военном поражении, предлагал создать атомно-бом-бардировочную базу на... искусственном спутнике. Жадные руки авантюристов не дотянулись еще и до трассы спутника, а некоторые недалекие генералы с дальним прицелом болтают уже об американской атомной базе на... Луне! Луна, Луна! Друг влюбленных и живописцев, мечта астронавтов и рок лунатиков! Пока тебя достигли не американские, а советские ракеты. Но что, если капиталистический мир действительно создаст на тебе атомную бомбардировочную базу?
Уже сейчас над Европой летают американские самолеты с подвешенными к ним атомными и водородными бомбами. Безумие или преступление летчика, авантюризм или ошибка радиста — и страшный взрыв не только разрушит один город, но станет началом истребления жизни на Земле. Уже сейчас есть на Земле атомные базы, которые не хуже, чем лунную, можно использовать для преступлений против человечества.
Предполагаемой атомной базой на Луне руководили бы люди, среди которых нашлись бы и негодяи, властолюбцы, достойные бесноватого фюрера. Будущее самой Америки стало бы зависеть от прихоти командования такой бомбардировочной базой на Луне. В любую минуту эту базу можно было бы использовать в преступных личных целях ради чудовищного шантажа Земли.
Такой случай атомного шантажа и описывает тот же Роберт Хайнлайн в своей новелле «Долгая вахта». Но он уже не повторяет былых антисоветских выпадов, ему уже хочется верить в человека, в то, что преступление может быть предотвращено, пусть ценой жизни героя.
«Девять кораблей взметнулись с лунной поверхности. Вскоре восемь из них образовали круг, в центре которого был девятый — самый маленький. Этот строй они сохранили на своем пути до Земли.
На маленьком корабле виднелась эмблема адмирала, однако на нем не было ни одного живого существа. Это был даже не пассажирский корабль, а радиоуправляемая ракета, предназначенная для радиоактивного груза. В этом рейсе она имела на борту один лишь свинцовый гроб и гейгеровский счетчик, который ни на минуту не утихал». Читатель верит, что герой предотвратит гнусное атомное преступление, и в этом отражается вера народа, простого американского народа, который, как и герой новеллы, присягал перед своей совестью сохранить мир и не допустить атомного преступления против человечества, подготовляемого современной политикой главных капиталистических стран, не допустить, хотя бы для этого пришлось встать на долгую и трудную вахту — вахту мира.
* * *
Мы выходим из джунглей американской научной фантастики: мы увидели жуткие космические драмы, содрогались от нарисованных страхом или чувством безысходности картин, содрогались потому, что они воскрешали в нашей памяти подлинные картины разрушенных атомной бомбой японских городов: иной раз интерес к незнакомому, странному мешал увидеть враждебную нам сущность произведений, прикрытую внешней занимательностью. Мы не заглянули в самые мрачные уголки ненависти к нам, мракобесия, упадка, мы едва коснулись тех мест, в которых чувствовалась отрава, преподносимая американскому народу в облатке сногсшибательной занимательности. Можно сделать общий вывод, что американская научная фантастика — прежде всего в основном классовая литература, верно служит гибнущему капитализму, перенимая от него пессимизм и обреченность. Она покончила ныне с традиционным когда-то американским «хэпиэндом». Эта литература паразитирует на науке, пользуясь ее достижениями и терминологией для целей, ничего общего не имеющих с мечтой, с самими этими достижениями. И, наконец,— что отнюдь немаловажно для понимания американского народа, к которому советский народ относится с симпатией, с верой в его будущее,— в американской научно-фантастической литературе есть крепнущая ветвь критического отношения к капиталистической действительности, ветвь светлого отношения к человеку. А часть этой литературы, хотят того или не хотят авторы пессимистических, мрачных произведений, подсказанных, быть может, общим чувством безысходности, объективно работает на ненависть к войне и к уничтожению городов, стран, народов, которая не может не проснуться у читателя.
Советские люди много думают об американцах. Им хочется больше и лучше узнать их стремления, мечты, тревоги. Фантазия — отражение действительности, ее волшебное зеркало. Через фантазию американцев можно увидеть и понять их действительность, почувствовать тупик американского образа жизни, в котором бьется, как в клетке, мечта. Американская научная фантастика помогает заглянуть в думы и жизнь американцев.